Гений - Страница 14

Актера зовут Исаак Меррит Зингер. Он поглощает жареную картошку с сосисками и рассказывает Соломону, что Мэри Энн — его вторая жена. Первая тоже была, но представление ведь должно продолжаться.

— Вы согласны, Соломон?

— Да! — Соломон с радостью соглашается со всем, что говорит этот странный человек.

Исаак говорит о Шекспире. Он восхищен, ему не хватает слов.

— Бард из Эйвона! Жемчужина Стратфорда! Гордость Англии!

Время от времени Соломон пытается заговорить, но Исаак замолкает, только чтобы откусить кусок сосиски или отпить из кружки. Похоже, он рад тому, что ужинает в обществе. Особенно когда Соломон покупает ему вторую тарелку еды и третье пиво.

— Итак, расскажите о себе, Соломон Мюллер, — говорит Исаак, утирая усы и хлопая в ладоши. — Вы ведь не из наших краев, верно?

Соломон качает головой. Он видит, что Исаак ждет ответа. Вот он, его шанс заговорить по-английски.

Соломон коротко рассказывает о детстве и юности, о Германии, о том, как плыл в Америку, как научился торговать здесь, заработал и все потерял. Исаак хмурится, фыркает, стонет, смеется. Он играет, даже когда просто слушает собеседника, и потому Соломону кажется, будто он читает Исааку великое произведение, что-то вроде Гомера. И еще ему кажется, что говорит он без акцента.

— Боже мой! — кричит Исаак Меррит Зингер. — Отличный монолог. (Соломон улыбается.) Я бы с удовольствием еще послушал. Да что там, я бы с удовольствием поставил такую пьесу. Люблю, когда человеку есть что рассказать. Такой человек непременно должен стать моим другом. А? Как? Ну… — Исаак делает огромный глоток пива. — Я рад, что мы с вами встретились, Соломон. По-моему, это начало настоящей дружбы. Что скажете?

И они становятся друзьями.

Дружба эта с одной стороны подкрепляется желанием Соломона избавиться от одиночества и с другой — нежеланием Исаака платить за ужин. Позже Соломон подсчитал, что тем летом тратил на Исаака от четверти до трети своего дохода. Как расточительно! Он не мог себе этого позволить. Соломон одалживал Зингеру деньги, чтобы тот мог починить порванные штаны, или купить игрушку своим многочисленным детям, или купить Мэри Энн цветы. Или вообще просто так, давал деньги — и все. Ведь его просил об этом друг.

Нет, он не ждал ничего взамен. Не ждал, что разбогатеет, отдав что-то сейчас. Просто ему хотелось делиться, а перед шумным Зингером к тому же отступало одиночество.

И все же щедрость окупилась сторицей. В 1851-м Зингер переехал в Нью-Йорк, забрав с собой семью, фургон и деньги, что он занимал у Мюллера. Там Исаак основал фирму, «Дженни Линд, швейные машинки». В этом странном названии был свой смысл: Линд звали любимую певицу Зингера. Вот такой получился намек на его любовь к сцене.

Однако название не прижилось, и вскоре люди стали называть его машинки просто зингеровскими.

В Штатах производят множество швейных машинок, и к тому времени, как творения Зингера попадают на полки магазинов, там уже имеются четыре марки. Но зингеровские работают лучше всех, и вскоре Зингер становится самым богатым человеком в стране. И Соломон Мюллер вместе с ним.

Позволим себе порассуждать о том, что бы было, если бы… Что, если бы Соломона не избили до полусмерти? Если бы он вернулся в Германию? Если бы ему не понравилось так представление? Если бы он отказался платить за ужин? Если бы знал тогда, что Мэри Энн вовсе не вторая жена Исаака Меррита Зингера, а лишь его любовница, первая из длинной череды женщин, за которыми волочился Исаак, из-за чего в конце концов ему пришлось бежать из страны? В юности Соломон был большим ханжой и, вполне возможно, порвал бы с другом, если бы узнал правду. Сколько альтернативных реальностей стояло между Соломоном и богатством! Добился бы он такого положения сам? Кто знает.

Может, и добился бы. Он много трудился, и мозги у него были. А что еще надо?

Последнее, что сказал Исаак Соломону, прежде чем бежать в Европу, скрываясь от позора:

— Глядя на тебя, я сразу отца вспоминаю.

Они говорили в доме высотой тридцать метров, в богато обставленной гостиной, и было это много лет спустя. К тому времени «галантерейные товары» разрослись. Появились: фабрика «Мюллер и братья. Мануфактура», фабрика «Мюллер и братья. Товары легкой промышленности», магазин «Мюллер и братья. Экзотические платья со всего света», фабрика «Мюллер и братья. Железные дороги и шахты», фабрика «Мюллер и братья. Ткани», сеть булочных «от Ады Мюллер», компания «Мюллер и братья. Строительство» и банк «Мюллер и братья. Сбережения и заемы».

— Почему отца? — спросил Соломон.

— Ты всегда говорил, как он. Его, кстати, звали Райзингер. Ты знал?

Нет, Соломон этого не знал.

— Он был из Саксонии. И до пяти лет разрешал мне говорить с ним только по-немецки. Да, жуткий был человек, я тебе скажу. — Зингер улыбнулся. — И вот когда я тебя в первый раз увидел, то решил, что ты — его тень. Представляешь? Как в «Гамлете». Да. Ты чего? У тебя такой вид, будто я твою собаку съел.

Соломон ответил, что к моменту их встречи полагал, будто говорит без акцента.

— Господи, дружище, да ты и сейчас говоришь совсем как мой отец.

— Правда? — Соломон очень расстроился.

— Конечно! Только рот раскроешь, а я уже вижу старого хрыча. Ха! Да ладно тебе, не расстраивайся. Зато у тебя такой голос! Кого хочешь очарует.

Соломон Мюллер, новый, не тот, что был раньше, ответил:

— Я бы предпочел, чтобы у меня был американский акцент. Ведь я американец.

— Не переживай. Здесь все просто: как скажешь, так и будет. Скажешь — американец, значит, ты американец.