— Жуть какая.
— Люди — странные существа.
Сэм взяла со столика архитектурный журнал и задумчиво перелистнула несколько страниц. Я же мог только нервничать и барабанить пальцами по коленям.
Джарвис обещал вернуться к половине пятого. Без двадцати пяти вернулся Элиот в облегающем тренировочном костюме и повязке, усмирившей его буйные кудри.
— Что, до сих пор не вернулся?
— Нет пока.
Он нахмурился и наклонился, чтобы завязать по дополнительному узлу на шнурках. Видно было, как ему хочется уйти и как хочется, чтобы мы ушли тоже. Нам всем стало чуточку легче дышать, когда к дому подъехала машина. Элиот вылетел на крыльцо и затопал вниз по ступеням. Слышно было, как они там спорят. Я подошел к окну и выглянул из-за занавески. Элиот кричал на худого лысеющего человека в пальто и ярко-голубых резиновых галошах. По всей видимости, это и был Джеймс Джарвис. Он был старше своего сожителя лет по крайней мере на пятнадцать и относился к Элиоту явно по-отечески: устало и с пониманием, что благодарности ему в жизни не дождаться. Элиот ругался и размахивал руками, а Джеймс просто молча его слушал. Наконец молодой человек резко развернулся и потрусил прочь. Я быстренько сел обратно на диван.
— Простите, что опоздал. — Джарвис поставил портфель на пол. — Там на шоссе авария.
— Спасибо, что согласились уделить нам время, — сказала Сэм.
— С… Я хотел сказать, что с удовольствием вас выслушаю, но это, разумеется, будет преувеличением. Может быть, хотите кофе?
— Да, пожалуйста.
Он прошел на кухню, включил кофе-машину и поставил на стол три фарфоровые чашечки.
— Вы уж простите, что Элиот вам нагрубил.
— Да что вы! Вам не за что извиняться.
— Он просто бережет мои чувства. — Кофе-машина зажужжала, и Джарвис оперся на стол. — Молодость! Тут уж ничего не попишешь.
Сэм улыбнулась.
— Наверное, не стоило мне этого говорить. На вас, ребята, приятно посмотреть. Знаете, когда вы позвонили, я сразу подумал: «Какой же я старый!» Вот она, главная подлость.
Кофе-машина щелкнула, и он подошел к ней, чтобы налить кофе.
— Я тут живу день за днем, времени не замечаю. Но звоните вы, и я вспоминаю, что в семьдесят третьем мне было уже одиннадцать. А Элиота тогда еще и на свете не было. — Он скорчил рожу, как у героя фильма «Крик», мрачно рассмеялся, поставил на стол чашки и открыл упаковку с хлебцами. — Прошу вас.
— Большое спасибо, — сказала Сэм. — Мы и так вам уже достаточно неприятностей доставили, поэтому…
— Да что вы, ничуть! Пару дней он со мной не будет разговаривать, а потом успокоится.
— И все же, спасибо вам! Ну что ж, начнем, если вы не возражаете?
Он махнул рукой. Я вытащил из портфеля фотографию и положил на стол. Несколько секунд Джарвис молча рассматривал ее без всякого выражения. Мы с Сэм переглянулись. Я уже решил, что мы опять ошиблись и все напрасно. Навалилась дикая усталость. Мне хотелось сказать Джарвису, что ему совсем не обязательно узнавать Виктора и торопиться протягивать указующий перст тоже не стоит.
— Это он.
— Вы уверены? — спросила Сэм.
— Вроде бы. — Он потер щеку. — Зерно очень крупное, так что узнать его довольно трудно.
Я открыл было рот, но Сэм сказала:
— Мы привезли скан, там разрешение получше. У вас есть компьютер?
Кабинет располагался в задней части дома. Спина у Джарвиса намокла, светский лоск пропал. Он нервно дергал мышкой, нетерпеливо дожидаясь, пока оживет экран. Наконец нам удалось вставить диск, Джарвис щелкнул по иконке, и дисплей взорвался фотографией. Очень большой и удивительно четкой. У Виктора на щеке была родинка, которой я поначалу не заметил.
— Это он, — повторил Джарвис.
— Значит, уверены?
— Да.
— Хорошо, — сказала Сэм. — Хорошо.
И все? И больше ничего не будет? Где же ощущение катастрофы? Где призрак Виктора? Почему он не просачивается через батареи, полный неудовлетворенной жажды мщения? У нашей истории конец получился какой-то убогий. Божество падало с пьедестала. Я испугался. Мне хотелось убедить Джарвиса, что он ошибся. Ему ведь было всего одиннадцать, ну что он там запомнил? Нет, не запомнил даже, что он знал? Мы же не в суде. Мне нужно больше доказательств. Не просто исключить все разумные сомнения. Сомнений вообще не должно было быть. Джарвис немедленно стал для меня подсудимым, врагом и клеветником. Пусть докажет, что это не просто фантазии одинокого мальчишки, которому хочется привлечь к себе внимание. Пусть представит неопровержимые доказательства. Пусть опишет размер и форму пениса Виктора, пусть вспомнит мельчайшие детали их разговора, пусть скажет, какая в тот день была погода, что он ел на обед, какого цвета были на нем носки. Что-нибудь, что убедило бы нас — на его память и в самом деле можно полагаться.
— Мне бы хотелось задать вам пару вопросов, — сказала Сэм. — Вы готовы на них ответить?
Джарвис кивнул и прокрутил скроллинг до подписи под фотографией. Увеличенные буквы казались потертыми.
— Вы знаете, где он? — спросил он.
— Ищем.
Джарвис снова кивнул.
— Странно, что теперь мне известно его имя. Много лет не было ничего, кроме лица. Словно он был ненастоящим. — Джарвис посмотрел на Сэм, потом снова на фотографию и произнес: — Фредерик Гудрейс. Его, наверное, и в живых-то нет?
В полной тишине я повернул голову к Сэм.
— Простите, — сказала она.
— Ему сейчас… сколько же… лет семьдесят с гаком? Хотя, может, и жив.
— Вы ошиблись. — С момента встречи это были мои первые слова. Джарвис взглянул на меня как-то странно, пожалуй даже с неприязнью. Я прокрутил фотографию наверх и постучал пальцем по экрану: — Вот Виктор Крейк.